«Да куда ж это мы идем?» – заволновался Тютюнин, однако надпись на следующем щите расставила все по своим местам:
«Хранилище неприкосновенного запаса членов ЦК ВКП(б)».
ВКП(б) было слегка закрашено, и по нему уже другой краской написали «КПСС».
Когда до возвышавшихся впереди руин склада оставалось совсем немного, земля под группой неожиданно разверзлась, и они полетели вниз.
«Вот и все», – подумал Сергей, пока летел до самого дна. Затем последовал удар, и падение прекратилось.
«Нет, не все», – снова подумал он и услышал какие-то хрипы. В темноте скользнул луч принадлежавшего проводнику фонарика. Он уперся в бьющийся комок, и Тютюнин узнал Леху. Порванная маска противогаза уже его не защищала, и запах продуктового подземелья грозил ему смертью.
Не растерявшись, Сергей выдернул из сумки запасной противогаз и в несколько секунд надел его на друга.
Окуркин задышал ровнее, а затем поднялся на ноги.
Чуть в стороне, перебирая от нетерпения ногами, стоял Палыч. Запах протухших складов ничуть его не беспокоил, а, казалось, наоборот, даже возбуждал. Гость чувствовал, что осталось совсем немного и колбаска уже где-то рядом.
Когда выяснилось, что все живы, группа двинулась дальше. Им пришлось идти мимо бесконечных стеллажей, заставленных коробками с маслом, мешками с сухарями и ящиками с тушенкой «Ворошиловская 1936 г.».
Минут через десять Абдулла остановился возле огромных запертых ворот. Серега с Лехой поняли, что это и есть то самое место.
Палыч от перевозбуждения начал поскуливать.
– С ним должен идти кто-то один, – глухо пробубнил сквозь маску проводник. – Остальные буду страховать.
Он снял с плеча моток капроновой веревки и вопросительно посмотрел на Сергея и Леху.
– Иду я, – сказал Тютюнин, – а ты будешь тянуть, если что.
Окуркин кивнул. Абдулла привязал Сергея за лодыжку, а затем они вместе с Окуркиным отворили тяжелые ворота.
– Возьми. – Проводник сунул Сереге фонарь. – Тебе он нужнее. И помни – ваши сто пятьдесят килограмм.
– Чужого нам не надо, – ответил Тютюнин и, махнув Палычу рукой, скомандовал:
– Пойдем.
Пробираясь между высоких стеллажей и сдерживая не в меру ретивого Палыча, Серега светил подслеповатым фонариком, выискивая вареную колбасу.
Ему попадались ящики с разными надписями, однако все это было не то. Тютюнин уже собирался вернуться и обратиться за помощью к Абдулле, когда ему наконец попалось то, что нужно.
Отсчитав три пятидесятикилограммовых ящика, Серега стащил их на пол и, показав Палычу, сказал:
– Они твои. Можешь начинать.
И отбежал подальше, чтобы не видеть, как все будет происходить.
Гость из другой реальности набросился на угощение так страстно, что Тютюнин слышал треск разгрызаемой тары. Впрочем, о кулинарных традициях Палыча он знал совсем немного, а потому терпеливо дожидался окончания мучительного для него процесса.
Палыч справился быстро.
Он подошел к Сереге и тронул его за рукав.
– Моя доволен! – сказал он. Теперь это снова был тот толстый хитроватый китаец.
– Я рад, – ответил ему Серега, и они двинулись в обратный путь.
На выходе из зала Серегу обняли Леха и Абдулла. А потом все вместе они поднялись наверх по пыльной бетонной лестнице.
Возвращаться назад было так же трудно, проводник снова бросал гайки с лентами, однако, поскольку договор был выполнен, Лехе и Сереге дышалось намного свободнее, даже в противогазе.
Когда перебрались через поваленную изгородь, Абдулла пошел быстрее. Впереди замаячил огонек – Сайд и его земляки разожгли костер.
Вскоре проводник уже сбросил противогаз и, обернувшись, улыбнулся Сереге и Лехе белозубой улыбкой. Однако она тотчас погасла, когда он увидел, как сильно изменился Палыч.
Как только они подошли костру, проводник тихо посовещался с Сайдом и земляками, потом обернулся к Сереге.
– Э, что с ним? Лицо распухло?
– Об этом после, – ответил Серега.
– Да, после, – поддержал его Леха. А Палыч постоял у костра еще немного, затем молча поклонился каждому из присутствовавших и исчез в зарослях высокой крапивы.
Поняв, что теперь можно говорить, Сайд возобновил расспросы:
– Алеша, кто он, э? Он что с колбасой делал?
– Кушал он ее, Сайд, кушал.
– На спор, что ли?
Поняв, что объяснить все не получится, Окуркин утвердительно кивнул:
– Да. На спор.
Не в силах разобраться со своими проблемами, Люба по совету Олимпиады Петровны отправилась на консультацию к врачу, благо тот принимал по вторникам прямо в заводском медпункте.
«К.м.н. Швец К. Ю» – значилось на жестяной табличке, которую доктор приносил с собой и вывешивал на двери.
Пациентов к нему приходило немного, поскольку психические болезни заразными не считались. Другое дело – гинеколог и венеролог, эти трудились по семь дней в неделю, да еще брали работу на дом. Доктор Швец им очень завидовал, хотя и понимал, что это нехорошо.
Появлению пациентки он очень обрадовался. Тем более что Люба была миловидна и вполне в теле.
– Здравствуйте, доктор, – произнесла она.
– Здравствуете… э-э… как вас зовут, дорогуша?
– Любовь.
– Что любовь?
– Зовут меня так – Люба Тютюнина.
– Очень хорошо, дорогуша. – Швец поднялся со стула и, нежно взяв пациентку за плечи, провел ее за ширму. – Раздевайтесь и прилягте. Сейчас начнем осмотр.
– Да у меня ничего не болит, доктор. У меня другие вопросы…
– Ну… тогда садитесь напротив меня, – сказал Швец и разочарованно вздохнул.
Люба села на узкий стул и замерла, не зная, с чего начать.