– Молчи, бандит. Тебя поймали, – строго сказал ему кто-то.
Серегу подняли с пола, и он увидел лицо, выражение которого не предвещало ему ничего хорошего. Ничего хорошего не предвещали также руки с волосатыми кулаками и кривые ноги, обутые в блестящие сапоги.
– Молчи, бандит… Тебя поймали… Хи-хи, – пропищал бухгалтер Фригидин, цепко держа своими лапками пачку сахара из Серегиных запасов. Пропищал и тут же укрылся в туалете.
– Ну что, Сергей Тютюнин, будете запираться или сразу все расскажете? – хитро прищурившись, спросил главный военный с волосатыми кулаками.
– Запираться не буду, – сказал Сергей. – Сразу все расскажу.
– Вот и хорошо. Ведите его в кабинет директора, – распорядился главный. – Возможно, обойдемся без увечий, – добавил он, не слишком уверенно.
Крепко удерживая Тютюнина под руки, дюжие конвоиры проводили его в кабинет Штерна, где оказались только напуганная секретарша и стоявший возле стены дизайнер Турбинов.
– Итак, ты знаешь, кто я? – спросил Сергея главный военный, когда арестанта припечатали к стулу и завели руки за спину.
– Нет, товарищ капитан, – честно ответил Тютюнин.
– Я военный прокурор этого округа. И того. И еще двух. Усекаешь?
– Нет, товарищ капитан.
– Туповат ты для крупных дел, Тютюнин. Или прикидываешься? – Прокурор подошел ближе и проникновенно заглянул Сереге в глаза.
– Не прикидываюсь, – ответил арестованный.
– Как давно знаешь майора медицинской службы Пивняцкого?
– Никак ни давно не знаю, товарищ капитан.
– Да? – Военный прокурор недобро усмехнулся и, подойдя к Турбинову, ткнул его в живот пальцем.
Турбинов сказал капитану «ой», а тот ему: «Смотри у меня!» И вернулся к Сергею.
– Ладно. Рассказывай, кто первым придумал это? Кто ученых хомяков изводил, а? Дивизию целую положили, подонки!!! – заорал прокурор и дал Сереге в морду.
«Хреново дело», – подумал Тютюнин, решив признаться во всем, как только разберется, в чем именно.
– Шкурки хомяков принимал, шкура продажная?
– Принимал, товарищ капитан. Шкурки хомяков продажные по четыре рубля. Десять тысяч штук…
– А ты знаешь, что это хомяки не простые, а золотые для нашего государственного бюджета? Ты знаешь, что это не просто грызуны, а самые настоящие воины?
– Нет, этого я не знал, товарищ капитан, – честно признался Тютюнин, но прокурор ему не поверил и снова дал в морду.
– Нельзя ли напомнить подробности дела, товарищ капитан? – спросил Сергей, поняв, что пришла пора сотрудничать со следствием.
– Я тебе напомню. Я тебе напомню, бандит, – аспидом прошипел военный прокурор и вытер со лба пот. Потом заглянул в свои бумаги.
– Десять тысяч природных грызунов проходили программу обучения на хомяков-связистов и две недели назад, в четверг, поехали на промывку в баню. И ни один из них не вернулся, а спустя какое-то время в ваши «Рога и Копыта» доставили десять тысяч хомячьих шкурок. Теперь понял, что ты влип?
– Теперь понял, – сказал Тютюнин. – Но мне сказали, что они умерли от болезни, и привез их майор – военный биолог.
– Вот только не надо мне рассказывать этих сказок, дружок. «Я не знал», «я не мог». Мне известно, что ты мне скажешь, но вранье про ужасную и опасную для человека болезнь, которая якобы сразила хомяков-связистов, я уже слышал. Вставай, и поехали в тюрьму…
– В тюрьму? Так быстро? – удивился Тютюнин.
– А чего тянуть? Вечером вынесут приговор, а на рассвете… – Прокурор по-настоящему счастливо улыбнулся и мечтательно вздохнул.
– Что на рассвете? – встревожился Сергей.
– Жена есть? – пропустив вопрос арестованного, спросил капитан.
– Есть. Любой зовут.
– Ну что же, как говорится: заплачет рыбачка, упав ничком.
Прежде Сергей Тютюнин в тюрьме не бывал ни разу. Так уж сложилось, что не было повода попадать за решетку. А теперь у него отобрали ремень, шнурки от дареных полуботинок, носовой платок с Чебурашкой и посадили в одиночную маленькую камеру без окошка.
– Ну все, – сказал себе Сергей. – Уж лучше бы в очередную «командировку» с Лехой отправиться, чем на рассвете…
Представив, как его будут расстреливать, Тютюнин зашмыгал носом. Потом, конечно, скажут: судебная ошибка, ни при чем был парень, случайно попался. Но будет уже поздно. И, что самое обидное, Сергей так и не узнает, сумели ли тыклики усилить двигатель Лехиного «запорожца».
Примерно через полчаса железная дверь с лязгом открылась, и в камеру вошли те двое, что доставляли Сергея в тюрьму.
– Эй, еще же не рассвет! – крикнул он в отчаянии.
– Мы знаем, – ответили они и стали Серегу бить. Просто и беззлобно, но все равно очень больно.
Потом, видимо устав или по какой другой причине, они оставили арестанта в покое и ушли. Однако в одиночестве Тютюнин пробыл недолго. В железной двери распахнулось окошко, и кто-то спросил:
– Обедать будешь?
– А уже разве обед? – спросил Сергей.
– Будешь или нет?
– Буду, – сказал Сергей и, поднявшись с нар, получил перекрученную алюминиевую миску с желтоватой бурдой и кусок хлеба в придачу. Не то чтобы он хотел есть, но ему было любопытно, чем здесь кормят. Оказалось, практически ничем.
Не успел Тютюнин притронуться к угощению, как в коридоре снова загремели тяжелые шаги, и в камеру ворвались его недавние мучители.
– Дайте хоть поесть, сатрапы! – в отчаянии закричал Леха, но конвоиры выволокли его из камеры и потащили по коридору.
После долгих путешествий по этажам Тютюнина привели в провонявшую табачным дымом комнату, где он опять встретился с прокурором.