Тютюнин против ЦРУ - Страница 94

– Клаус, Эсмеральда, идемте домой, – позвала Глоссария двух самых маленьких. – А тебя, – обратилась она к Сергею, – я запру в амбаре.

– Но там же папа, мамочка! – напомнила крохотная Эсмеральда.

– Ничего страшного. Они оба безобидны. Даже слишком…

Тютюнина провели через просторный двор и заперли в большом сарае.

Снаружи лязгнули крепкие засовы, и он понял, что на какое-то время оказался в относительной безопасности.

Оглядевшись, Сергей обнаружил висевшие под потолком связки лука и прошлогодней кукурузы. Здесь же валялись сломанные лопаты, топоры без топорищ, несколько ржавых подков и десятка два запыленных седел.

«Понятно», – сказал себе Тютюнин, догадываясь о происхождении седел.

– Пить будешь? – прозвучало совсем рядом. Сергей вздрогнул.

– Пить, спрашиваю, будешь? – снова спросили Серегу, и на этот раз он увидел сидевшего у стены худощавого незнакомца с всклокоченными волосами и слегка выдвинутыми вперед челюстями.

– Ты кто? – спросил худощавый.

– Здравствуйте.

– Что-то я не понял – ты глухой или идиот?

– Меня зовут Сергей Тютюнин.

– Похоже, и то и другое, – поставил диагноз худощавый. – Пить будешь, идиот?

– Вообще-то мне нельзя, – ответил Сергей и тут же добавил:

– Здесь нельзя.

– А чем тебе здесь не нравится? – Худощавый обвел взглядом пространство сарая. – Здесь тихо и чисто. Здесь… просто выть хочется. Веришь?

– Верю.

– Ну тогда присаживайся. Составишь мне компанию, а пить я буду один.

– Не возражаю, – сказал Сергей и, подойдя к незнакомцу, присел на перевернутый ящик.

– Надолго к нам? – спросил хозяин сарая, наливая в стакан какой-то мутной жидкости.

– Пока не знаю. Это как Глоссария решит.

– Тогда ты… – Незнакомец залпом осушил стакан и громко икнул. – Тогда ты покойник при отягчающих обстоятельствах.

Тютюнин ничего на это не сказал, поскольку, наоборот, считал, что худшее позади. После небольшой паузы, во время которой худощавый наливал очередную дозу, он спросил:

– А вы, извиняюсь, кто будете?

– Теперь уже никто, – неопределенно ответил худощавый и снова выпил. – Теперь уже никто, – повторил он с надрывом и шмыгнул носом, – а раньше… раньше я был драконом. Настоящим драконом, с тремя головами, зубищами, как у саблезубого тигра, и крылья имел с изменяющейся геометрией. А теперь видишь что со мной произошло…

С этими словами худощавый вскочил на ноги и, задрав грязную майку, продемонстрировал выпирающие ребра.

– Здорово. Мне нравится, – сказал Сергей, желая приободрить дракона.

– Да ты что! – вскинулся дракон. – Ты не понял, что со мной произошло?!

– Думаю, вы долго болели, – простодушно ответил Тютюнин.

– Что? – Дракон посмотрел на Сергея сумасшедшими глазами и, опустив майку, сел на прежнее место. – Это ты правильно сказал, парень. Я долго болел.

– Зато у вас есть дом, семья. Детки послушные.

– Это только видимость, потому что семья для меня как камень на шее. Я ведь по природе своей свободный охотник.

– Ваша жена показалась мне интересной женщиной. Ей, наверно, и тридцати не стукнуло?

– Двадцать восемь… – буркнул дракон и после недолгого раздумья добавил:

– Когда я ее украл, ей было всего восемнадцать. Красавица была писаная. Поначалу думал, сожру ее к зимним праздникам. У нас же, у драконов, употреблять девушек в пищу положено по диетическому порядку, но она меня провела.

– Как же? – заинтересовался Сергей.

– Не догадываешься? – грустно усмехнулся дракон.

– Нет.

– Сексом, дружок, сексом. Мне еще мама в детстве говорила: как поймал красавицу принцессу, так жри на месте и не слушай, что скажет, потому что соблазнит в момент. Я не послушался матери, и вот… – Дракон вздохнул и налил себе еще. – По правде говоря, Глоссария дело свое знала. Такая женщина может убедить любого, что он без нее никак. А я оттягивал праздничную трапезу, думал, завтра сожру, послезавтра сожру… Хотелось все попробовать, у нас ведь, у драконов, с этим делом все намного прозаичнее, не то что у людей… – Дракон выпил, вытер тонкие губы ладонью и продолжил рассказ:

– Потом, когда я уже решил, что все – пора заканчивать этот медовый месяц, Глоссария мне заявляет, что, дескать, доигрались. В интересном я, говорит, положении. А я сам себе думаю – а уж в каком я интересном положении, ведь в ней дите мое, а у нас, у драконов, что бы там люди о нас ни врали, свои принципы имеются. Так и осталась жить у меня. Думаю, родит сыночка, а уж потом я с ней все вопросы порешаю. Ну и что же ты думаешь?

– Что?

– Родился Гарик – старший мой, а эта… порочная женщина снова меня взяла в оборот. Веришь, только на нее и работал. Сил в соседнюю деревню слетать, попугать народишко, и то не оставалось. Однако, когда я снова собрался было ее сожрать, она уже снова была беременна… И, что самое плохое, парень, она же стала детей настраивать против меня. Против родного папы! – Дракон ударил себя кулаком в грудь и закашлялся.

– Пить будешь? – снова спросил он, махнул рукой и налил только себе. Подняв стакан повыше, он посмотрел его мутное содержимое на свет и сказал:

– Если бы не эти грибочки, я бы на себя уже лапы наложил. А так, примешь на грудь, и словно все силы вернулись. Кажется, захочу – и снова встану на крыло, взлечу к облакам и курлы-курлы, потянусь на юг с осенним караваном.

Дракон всхлипнул и, чтобы приглушить тоску, снова выпил.

– А скажите, пожалуйста, дракон, это правда, что вы огонь можете извергать, как Газпром какой-нибудь?

– Мог. Запросто мог. Иной раз длина факела достигала восьми метров. Не всегда, конечно, но случалось. А сейчас от этого дела осталась одна только утренняя икота. Веришь?