Сергей и Леха не проронили ни слова. Они бы давно убежали, если бы знали куда. Парламентер тоже чувствовал себя не лучшим образом. Он шмыгал длинным бородавчатым носом и то и дело откашливался.
– О великие бобуны войны, этса! Не убивайте несчастного Вуби и дозвольте ему говорить, этса…
– Ну… – Серега набрал в легкие воздуху. – Это… типа говори…
– О великие бобуны войны, этса! Ваше великодушие, этса, безгранично! Дозвольте мне говорить!
– Да говори уже! – в истерике заорал Леха, у которого колени просто ходили ходуном, так что можно было подумать, будто он танцует.
Двое фонарщиков, стоявших ближе других, от страха свалились в обморок.
– Вас послал директоратор Фунсен в помощь нашему директоратору Марку Чибису, этса. Поэтому вы не должны убивать нас сразу и поедать наши потроха, поскольку мы, этса, подданные Марка Чибиса, да продлятся годы его радости…
– И нашей радости! – хором произнесли остальные уродцы.
– Прям театр, – обронил Тютюнин. – Может, они не опасны?
– Может, и нет, – отозвался Окуркин. – Только рожи у них, рожи… Мне такие и не снились ни разу. Спроси, чего им надо конкретно.
– Мужик! А чего вам от нас нужно? Чего теперь делать?
От первого же резкого слова Тютюнина цепочка фонарщиков покачнулась, однако на этот раз никто в обморок не упал.
– Мы… этса, пришли показать вам дорогу и… этса, насытить вас, о великие бобуны войны, если вам захочется кого-нибудь съесть!
– А чего это мы вас есть должны? – поинтересовался Окуркин. Он заметил, что их с Серегой боятся, а потому стал вести себя посмелее.
– Вы должны кого-нибудь съесть, чтобы быть, этса, сытыми, когда мы спустимся, этса, в долину. – Сергей поежился. Он снова начал ощущать холод.
– Ну что, Лех, пойдем с ними? А то мне куковать тут совсем не хочется.
– Давай пойдем, – согласился Окуркин, притопывая ногами по мерзлой земле. – Только спросим у них телогреечки. А то плохо без телогреечек.
– Эй, – обратился Тютюнин к парламентеру. – У вас какая-нибудь одежда есть? От ветра есть чем прикрыться?
– А зачем, этса? – Парламентер пошевелил носом и подтянул нижнюю губу, которая то и дело разворачивалась до самого подбородка.
– Холодно нам! Хо-лод-но!
Чтобы продемонстрировать, до чего им нужна, ну просто необходима теплая одежда, Серега несколько раз подпрыгнул и энергично похлопал себя по плечам, которые становились совершенно нечувствительными.
В рядах фонарщиков снова повалилось несколько человек, но их лампы сейчас же были подхвачены другими.
– Если вам холодно, этса, вы можете съесть любого из нас, и тогда вам, этса, станет тепло…
– Ты, овощ! Ты себя в зеркало видел?! – не удержался Окуркин. – Тебя даже крокодил в засуху жрать не будет! Шубу нам дай! Шубу! Защиту от ветра!
– Понял! Вуби все понял, этса! – радостно воскликнул парламентер и сделал своими большими ушами несколько взмахов, будто собирался взлететь. – Всем делать шубы! Защиту от ветра – сюда!
После этой команды весь собравшийся местный народ бросился срывать сухую траву, а отдельный небольшой отряд, таща какие-то странные приспособления, выдвинулся прямо к гостям.
При свете мерцавших фонарей были развернуты деревянные рамы, между которыми уродцы натянули большие шкуры. Поначалу Тютюнин принял эти конструкции за паруса, но оказалось, что это всего лишь забор. Четверо носильщиков подняли на руки это устройство, и ветер заметно стих.
– Хорошо, этса? – заискивающе спросил Вуби.
– Немного получше, – ответил Сергей. Они с Лехой прижались друг к другу, стараясь сохранить тепло, но это не помогало.
– Давай похлопай меня по спине, а потом я тебя! – предложил Окуркин. И они стали отчаянно колотить друг друга, вызывая у перепуганных подданных Марка Чибиса новые обмороки.
К парламентеру, наблюдавшему за странными играми великих бобунов, подошел один из фонарщиков.
– Что они, этса, делают, старшина Вуби? – опасливо спросил он.
– Не видишь разве, этса? Они тренируются убивать.
– О! – Фонарщик облизнул фиолетовые губы раздвоенным языком и сморщил кожу на лысой голове. – Но до чего же они страшны, этса. Боюсь, я не смогу теперь спать.
– Чего же ты хотел, этса, от бобунов войны? Они обязаны наводить ужас и быть омерзительными. Настолько омерзительными, этса, чтобы наши желудки извергали съеденную накануне пищу.
– Боюсь, этса, что так и будет, – жалобно простонал фонарщик. – Моя желчь уже играет и, будь желудок полон, этса…
– Пошел прочь… – прошипел старшина Вуби, заметив, что грозные гости посмотрели в его сторону.
К счастью, шубы были уже готовы, и запыхавшиеся подданные Марка Чибиса приволокли их к старшине.
Вуби принял их у трясущихся от страха ткачей и на вытянутых руках протянул грозным бобунам.
Тютюнин, как главный эксперт по мехам и теплой одежде, встряхнул сплетенный из сухой травы мешок и быстро продел в отверстия голову и руки.
– Ну чего? – спросил его Леха, также готовясь надеть свой мешок.
– Да ничего. Не смертельно и главное – согревает.
Окуркин тотчас напялил обновку и стал похож на лешего в отпуске.
– Правда лучше. Или мне только кажется? Выпить бы чего согревающего.
– Ладно, выпили уже! – оборвал его Сергей и обратился парламентеру:
– Тебя как зовут, мужик?
– Старшина Вуби, этса! – ответил тот и поклонился.
– Хорошо, Вуби. А меня будешь звать Сергеем, а его Алексеем. Понял?
– Понял, этса. Серге-Ем и Алексе-Ем. Не желаете перед дорогой выпить согревающего пру?
Окуркин посмотрел на Тютюнина. Тот пожал плечами, однако, по всей видимости, был готов согласиться.