Когда он смыл свинячье дерьмо, то застыл как вкопанный, а затем махнул другу рукой.
– Серега, иди сюда, сейчас ты удивишься…
– Да я уж сегодня наудивлялся. Может, хватит?
Не проявляя особого рвения, Тютюнин вышел на травку и понял, о чем говорил Леха. «Запорожец» сверкал отшлифованным металлом и напоминал зеркальную мыльницу.
– Вот что с автомобилем делают бешеные скорости, – глубокомысленно заметил Окуркин.
– Нет, это с ней сделали твои пьяные тыклики, – возразил ему Сергей.
– Слушай, а ведь это они храпят, – заметил Окуркин и полез в двигатель. Он оказался прав: перепачканные смазкой человечки спали, раскинувшись на горячем движке, по одному возле каждой свечи.
Попытки Окуркина разбудить своих наемных рабочих ни к чему не привели, поэтому вытягивать заглохший «запорожец» из канавы пришлось вручную.
Затем Леха поправил педаль газа и сумел наконец завести машину, так что до наследственного участка они доехали своим ходом.
Дом выглядел таким же необжитым и угрюмым, как и в прошлый раз, а на картофельных бороздах, где они сражались с лебедой, теперь росла какая-то другая, совершенно незнакомая трава.
– Ты ключ от дома взял? – поинтересовался Тютюнин, втайне надеясь, что Леха забыл его, однако надежды оказались напрасными.
Поднявшись на скрипучее крыльцо, Сергей остановился и, пока Леха возился с замком, смотрел по сторонам.
Наконец дверь распахнулась, и на них пахнуло затхлой подвальной сыростью.
– А фонарик?! – находясь уже на краю отчаяния, поинтересовался Сергей.
– Чего орешь? Есть у меня и фонарик.
– Тогда пошли скорее. Это же не удовольствие какое-нибудь… Это ж, блин, «миссия невыполнима» какая-то…
И они вошли внутрь. Сначала Леха, потом Сергей.
В доме все выглядело как и в прошлый раз, и ни в одной из комнат на друзей не набросились ужасные монстры. Тютюнин начал успокаиваться, однако, когда они полезли в подвал, снова начал икать от страха.
Леха, напротив, все время говорил, шутил невпопад, а в подвале запел песню про Чиполлино.
– Ты чего орешь? – спросил его Сергей, однако Леха не ответил и засеменил между стеллажей, подсвечивая себе фонарем.
Возле знакомой полки они остановились, и Окуркин, не прерывая громкого пения, снял две трехлитровки и подал их Сергею.
Потом взял две для себя, но тут возникла проблема, как закрепить фонарь. Окуркин придумал сунуть его в рот, правда, при этом он терял способность голосить про Чиполлино.
Как выбрались из погреба и пробежали по дому, ни один, ни другой не запомнил. Леха даже не стал запирать замок – просто так накинул его для вида, и они потащили банки к машине.
Едва друзья убрали их в багажник, как возле «запорожца» стали собираться местные жители.
Они появлялись, не произнося ни слова, и с интересом таращились на двух городских, которые, в свою очередь, тоже таращились на них.
– Это кто ж такие будут? – спросил одна беззубая старушка другую.
– Махонький мальчишка – правнучек Пафнутьевны, а другой, должно, его приятель.
– А где ж сама Пафнутьевна?
– Да видала я, как она к колодцу пошла. Должно, сейчас вернется…
Услышав разговор этих старушек на фоне абсолютного молчания остальных зевак, Тютюнин и Окуркин запрыгнули в машину и резко стартовали в неопределенном направлении, желая поскорее оказаться на шоссе.
После недолгих поисков и стремительных проходов по колхозным полям они наконец-то оказались на дороге и помчались обратно в город.
Когда стали появляться признаки цивилизации в виде придорожных кафе и магазинчиков, Тютюнин окончательно пришел в себя и, посмотрев на Леху, сказал:
– Фонарик-то выключи.
Окуркин кивнул и выключил.
– А теперь вытащи его изо рта, – посоветовал Сергей. – А то нас гаишники остановят – подумают, ты наркоман.
– Почему это наркоман? – спросил обидевшийся Окуркин, предварительно вытащив фонарик.
– Потому что у тебя фонарик во рту торчал.
– Но почему наркоман? Наркоманы что, от фонариков, что ли, балдеют? Они их сосут, что ли?
– Хорошо, не наркоман, – согласился Сергей.
– А кто тогда?
– Тогда притырок.
– Притырок? – повторил Леха и, подумав, добавил:
– Ну, притырок это другое дело.
Впереди показался пост ГАИ, и Леха поехал тише, однако это не помогло – инспектор махнул полосатой палочкой.
– И чего ему надо? – пробурчал Леха, притормаживая возле гаишника и одновременно доставая водительское удостоверение.
Инспектор нетвердой походкой подошел к капоту машины и удивленно на него воззрился.
Леха, проявляя уважение, вышел из салона и молча наблюдал за поведением гаишника, который дотрагивался до своего лица и корчил рожи отражению в зеркальной поверхности.
Наконец, устав от этой работы, он подошел к Окуркину и, козырнув, представился:
– Прапорщик автомобильного движения Гудко. Пиво заказывали? А-а, минуточку. – Инспектор тряхнул головой. – Ваше водительское у… достоверение и… прочие бумаги.
Леха предъявил все, однако Гудко отрицательно покачал головой и, ткнув пальцем в капот машины, сказал:
– Ни про какое большое зеркало здесь не написано. Так что будем изымать…
– Чего изымать, товарищ прапорщик дорожного движения?
– Все изымать.
Инспектор икнул и поднял вверх указательный палец, желая сказать что-то еще, однако накатившая тошнота не давала ему сделать это, и он застыл в этой странной позе, ожидая, пока отпустит.
Проезжавшие мимо автомобили притормаживали, любопытные водители высовывали в окна головы, чтобы посмотреть, куда указывал инспектор. Некоторые даже делали снимки на память, интересуясь также и зеркальным «запорожцем».